на Павелецкую площадь в поисках автобуса на родной Невербин, Лариса чуть было не споткнулась о щуплого мальчонку-побирушку.

– Дайте на хлебушек, тётя! – заученной фразой прогнусявил подросток.

– Какая я тебе тетя?!! Иди отсюда, пока не накостыляла! Ух, тварь безродная! Побирушка детдомовская! Иди, иди! – отводила душу Лариса.

– Тебе, случаем, не в Невербин, родная? – прервал вдруг череду её ругательств смуглый, жилистый мужичонка.

– Чего?

– Я говорю, уважаемая, вам не в Невербин ли надо?

– Да, – слегка опешила Лариса.

– Во-он та маршруточка, желтенькая. Я сейчас сигареты куплю и поедем.

Лариса постояла секунду-другую в нерешительности и направилась к указанной машине. «Наверное, ездила с ним как-нибудь, вот и запомнил», – подумала женщина, усаживаясь в Газель.

Глава 8. Искупление и Наказание.

– Ну, кажись, все! Больше никого ждать не будем, и так опаздываю, – громко гаркнул смуглокожий водитель, нарисовавшись в дверном проеме микроавтобуса. – Рассчитываемся, господа, и поехали! Триста рублёв с человека!

Пассажиры невербинской маршрутки зашевелились, защелкали замками кошельков, зашуршали купюрами, передавая оплату за проезд. Пересчитав положенные две тысячи сто рублей, водитель закрыл дверь салона и, усевшись на своё рабочее место, громко крикнул:

– Поехали, родненькие! Поехали!

Никто не ответил на его задорную реплику. Все семь пассажиров, как сговорившись, сидели молча, и на угрюмых лицах не промелькнуло и тени улыбки. Все семеро сосредоточились на своих собственных тяжёлых мыслях. Казалось, что даже воздух в салоне, и без того отягощенный дорожной пылью и запахом бензина, был насквозь пронизан грешными думами тех семерых.

Не выдержав такой гнетущей тишины, развесёлый водила вставил в магнитолу диск тюремного шансона, и начал потихонечку подпевать своим скрипучим голосом про «ветер северный» и «зла немерено». Так прошло два часа.

Уже на подъездах к Невербину, замученный диск начал спотыкаться, заедая и растягивая слова надоевшей всем песни. Но водитель никак не хотел мириться с тишиной и тыкал истертые кнопки магнитолы, принуждая Михаила Круга начать свою песню сначала.

– Тьфу ты, чёрт! – громко выругался водитель. – Что за канитель?!!

Он повернулся в сторону магнитофона, и выпустив руль из рук, начал проводить какие-то манипуляции с непослушной техникой. Словно собака, почуявшая, что хозяин отпустил поводок, Газель взбрыкнула и, налетев на камень, вильнула в сторону, выскочив на встречную полосу. Испугавшийся меломан вновь схватился за руль и резко вывернул его вправо, так резко, что машина мгновенно вылетела на обочину и, сбив хилое ограждение, понеслась под откос. Напрасно водитель изо всех сил жал на тормоза, машина не слушалась его. Подпрыгнув на очередной кочке, Газель перевернулась и кубарем покатилась в овраг.

Всего каких-то двадцать две секунды билась Газель в предсмертной агонии, ударяясь жёлтыми боками о камни, всего двадцать две секунды несчастные её пассажиры летали по салону, ломая кости о железные внутренности микроавтобуса, теряя сознание, умирая. Но каждый, каждый из семерых успел пополнить эфирное пространство космоса новой мыслью, последней предсмертной мыслью.

«Сука! Танька – сука! Из-за неё всё! Если бы не выгнала меня из дома, не было бы ничего!», – пронеслось в голове у Ларисы Семёновны, как раз перед тем, как голова эта размозжилась о вылетевший из-под сидения огнетушитель.

Арсения Мишина кидало по всему салону,  как огромную тряпичную куклу, ломая и разрывая на части. На его счастье он практически сразу потерял сознание и очнулся лишь на секунду. И надо же, чтоб в эту единственную секунду, его посетила столь нелепая мысль: «А как же тусовка?». В следующее же мгновение, Сеня вновь отключился … навсегда.

«Деньги! Мои деньги! Как же так? Куда же их теперь? Кому? Мои ведь?!!», – стонала Маргарита Павловна в полузабытьи, когда маршрутка уже практически прекратила свою смертельную пляску. Маргарита попыталась было подняться, но жизнь стремительно вытекало из неё сквозь разорванную артерию.

Санька Селиванов не кричал и не охал, он ловко сгруппировал своё молодое тело, вцепился  сильными руками в сиденье и, крепко сжав зубы, гонял в голове одну единственную разудалую мысль: «Ну, хоть покувыркался напоследок с Виалеткой! Покувыркался! Ох, и покувыркался!». Но при очередном кувырке микроавтобуса, его всё же выбросило из разбитого окна, и, шмякнувшись на острые камни, молодое тело обмякло.

 «Не успела! А-а-а, не успела! Отцу позвонить не успела! Он ведь сам ей скажет! Скажет Верке, что хочет издать её роман. Нет! Нет!», – рыдала Маша, и слёзы градом катились по круглым её щекам. То были горькие слёзы обиды, смешанные с кровавыми слезами жуткой боли. Мучения девушки закончились, когда упав между рядами сидений, она свернула себе шею.

 Единственный из всех пассажиров, кто в тот страшный момент думал не о смерти, а о жизни, был добродушный инспектор СЭС. Его ожиревший мозг не допускал и мысли, что он, Григорий Люсик (заместитель начальника территориального отделения Роспотребнадзора по Восточному округу города Москвы!) может вот так внезапно умереть. «Ох! Ох-хо-хох! Покурить! Остановиться и покурить …. Потом к тёще …. К тёще на блины …. И выпить! Как только доберусь до Невербина …  надо … надо будет…». Что «надо будет» Гриша додумать не успел, что-то лопнуло у него внутри при ударе о пол, и громко вскрикнув, инспектор отключился.

Лидия Алексеевна тоже умирала. Переломанные конечности приносили кошмарную боль. Но сквозь эту боль она ощущала холодный ужас, подступающий к её сердцу. То был не страх перед смертью, нет. Ей было страшно от того, что ничего уже нельзя исправить. «Что же я наделала? Зачем? Почему? Гордыня! Всё моя гордыня! Я ведь могла спасти их, я ведь видела! И кем я себя возомнила?!! Андрейка! Что же будет с ним? Прости меня, Андрейка! Прости, Господи!». На этом мысль оборвалась. Ударившись о железную скобу над дверью, Лидия Лестерова погрузилась в темноту.

 ***

Скорая  помощь приехала быстро, сразу четыре машины скорой помощи. Страшная авария – семь трупов! Их грузили на каталки, накрывали покрывалами и увозили в городской морг Невербина. Семь трупов: шесть пассажиров и водитель. Единственной чудом выжившей оказалась пожилая женщина. Её руки и ноги был сломаны, всё тело изрезано, но она была жива. И как только женщина пришла в себя, она судорожно заговорила:

– Исправить, надо всё исправить!

– Тише, тише, – успокаивала её медсестра.

– В милицию! Срочно в милицию! Звоните! Они их похитили! Всех! И Андрея маленького. Я видела машины, я запомнила номера. Звоните!